Когда иду куда-то, мысленно рассказываю что-то тебе. Глупые и неинтересные вещи. Неуместные детали моей повседневности: вот это кафе, я тут по легенде отравился, но на самом деле я тогда отравился таблетками, тайно надеясь, что умру, но зная, что доза слишком маленькая и что таблетки не те; вот эта кофейня - тут я попробовал глинтвейн, и он был ужасным, и меня жутко тошнило от него; здесь я курил несколько раз, даже селфи тебе присылал. Скучно. Скучнее только магистерская программа "Доказательная образовательная политика".
Постоянно думаю, что могло бы быть. Если бы я был умнее. Мог бы обсуждать с тобой вещи, которые тебе интересны. Если бы я был увереннее и мог бы высказывать свое мнение, пусть даже дилетантское, пусть даже банальное. Если бы я был собраннее, если бы следовал выбранному когда-то пафосному образу доминирующего и манипулирующего мудака, если бы, наоборот, был бы искренним, открытым, добрым. Если бы был более настойчивым, если бы был менее настойчивым, если бы умер в феврале или оборвал все связи еще осенью. Осенью, когда слушал на повторе Calm after the Storm, плакал в раздевалке на физкультуре, пока никто не видит, пока физрук не заметил отсутствия и не выгнал обратно в зал, когда гуглил дурацкие статьи "Что делать, если друг совершил самоубийство" и когда клялся, клялся, клялся себе, что больше никогда не буду с тобой общаться. Больше никогда не позволю себе оказываться в этом дерьме, оставаться таким униженным, непринятым и ничего не понимающим.
Что я сделал не так? Все. Я все делал не так. Я свернул на кривую дорожку в ту самую секунду, когда допустил одну лишь мысль, один лишь отзвук предположения, лишь далекую-далекую гипотезу, что могу помочь тебе, что могу стать кем-то важным для тебя, что могу поддержать тебя и стать для тебя если не любимым человеком, то хотя бы любящим; тем, кому ты будешь верить и на кого сможешь положиться; хоть чем-то стабильным в твоем пограничном мире вечных переменных. Но я не смог. Я сам нестабилен.
Я никогда не был тем человеком, которого пытался построить в те годы. Никогда не был скрытным, подбирающим слова, имеющим власть и влияние, выделяющимся. Я слишком обычный, слишком несовершенный, не знаю многих вещей, не способен ко многим вещам. Режу ноги в ванной и пишу об этом, проебываюсь и пишу об этом, люблю тебя - и пишу об этом, и, господи, мне никогда не хотелось манипулировать, придумывать какие-то сложные схемы, которые должны были бы вывести меня к нужным мне результатам, я, наоборот, всегда стремился говорить, что думаю. Я думал, что ты красивый, и говорил это, думал, что ты долбоеб, и говорил это, но иногда я не знал, что я думаю. И приходилось говорить что-то, что могло бы квалифицироваться как "ложь", но было ли это все ложью в ее традиционном понимании? Не знаю.
Тупой, тупой, тупой, я очень тупой, очень, очень, безумно тупой. Мне казалось, что эти игры во взаимное унижение в любой момент можно прекратить, но они стали слишком привычной частью нашей коммуникации. Всегда избегал "мы" в отношении, собственно, нас, говорил с тобой на вы, потому что это - защита, это - слабые попытки убедить себя, что я не привязан к тебе, не люблю, не люблю, не позволю себя ранить, не позволю занять важное место в моей жизни - господи, я давно еще понял, что привязан, что люблю, что позволил не просто ранить, а проникнуть под кожу, внушить мне чувство вины, какие-то дурацкие морали, позволил тебе занять не просто важное место, а место главное - то, которое раньше занимал К., но, о боже, как же ужасно было все это признавать.
Мне было так хуево от моей способности любить К., даже после сотен его манипуляций, после всего дерьма, что он мне сделал, после десятков истерик, тихих рыданий в подушку, даже после тех раз, когда мне было настолько больно, что я плакал прямо на улице. Я почти убедил себя, что я ничего не чувствую, что я такой же, как К. Внушил себе, что мой бог стоит на обзорной площадке над Уралом, возле сквера, и он - зеркало. Представляешь, насколько пустым должен быть человек, чтобы считать своим богом, своим высшим существом - зеркало, ебаное зеркало?
А потом появился ты. Первый одуванчик, выросший на еще не закатанном в асфальт клочке земли между какими-то старыми, серыми домами. И вся эта ебаная обзорная площадка осыпалась вниз вместе с зеркалом, весь этот сквер расползся огромными трещинами, и лавочки, и качели, и все-все-все провалилось под землю, а Урал вышел из берегов и снес весь квартал, не оставляя от этого святилища моего эгоцентризма ничего кроме руин, над которыми потом будут корпеть археологи-студенты на летних практиках. Я почему-то выплыл; пытался спасти зеркало, но не получилось, только поранился, испачкал одежду кровью. Когда выплыл, понял, что я безнадежно влюблен в тебя. И мне абсолютно нечего было тебе дать - все, что я имел, смыло потоком грязной воды.
Прости меня. Ты наверняка найдешь человека, который действительно сможет тебе помочь, или не найдешь, если тебе не нужно. Я не мог тебе помочь и должен был сказать это в самом начале, и уйти после этого - так сделал бы какой-нибудь умный и хороший мальчик, уважающий чувства других. А я слишком долго делал из себя глупого и плохого мальчика, которому плевать на всех, плевать на мораль, плевать на понятие чувств в целом - и не смог измениться за тот год или сколько, который провел в переписках с тобой. Спасибо, что ты был, что подарил мне много интересных вещей, которые можно смотреть и читать, о которых можно думать и по которым грустить. И вообще я надеюсь, что ты даже не увидишь этот пост, потому что ненавижу признавать свою слабость, но иногда приходится.
Постоянно думаю, что могло бы быть. Если бы я был умнее. Мог бы обсуждать с тобой вещи, которые тебе интересны. Если бы я был увереннее и мог бы высказывать свое мнение, пусть даже дилетантское, пусть даже банальное. Если бы я был собраннее, если бы следовал выбранному когда-то пафосному образу доминирующего и манипулирующего мудака, если бы, наоборот, был бы искренним, открытым, добрым. Если бы был более настойчивым, если бы был менее настойчивым, если бы умер в феврале или оборвал все связи еще осенью. Осенью, когда слушал на повторе Calm after the Storm, плакал в раздевалке на физкультуре, пока никто не видит, пока физрук не заметил отсутствия и не выгнал обратно в зал, когда гуглил дурацкие статьи "Что делать, если друг совершил самоубийство" и когда клялся, клялся, клялся себе, что больше никогда не буду с тобой общаться. Больше никогда не позволю себе оказываться в этом дерьме, оставаться таким униженным, непринятым и ничего не понимающим.
Что я сделал не так? Все. Я все делал не так. Я свернул на кривую дорожку в ту самую секунду, когда допустил одну лишь мысль, один лишь отзвук предположения, лишь далекую-далекую гипотезу, что могу помочь тебе, что могу стать кем-то важным для тебя, что могу поддержать тебя и стать для тебя если не любимым человеком, то хотя бы любящим; тем, кому ты будешь верить и на кого сможешь положиться; хоть чем-то стабильным в твоем пограничном мире вечных переменных. Но я не смог. Я сам нестабилен.
Я никогда не был тем человеком, которого пытался построить в те годы. Никогда не был скрытным, подбирающим слова, имеющим власть и влияние, выделяющимся. Я слишком обычный, слишком несовершенный, не знаю многих вещей, не способен ко многим вещам. Режу ноги в ванной и пишу об этом, проебываюсь и пишу об этом, люблю тебя - и пишу об этом, и, господи, мне никогда не хотелось манипулировать, придумывать какие-то сложные схемы, которые должны были бы вывести меня к нужным мне результатам, я, наоборот, всегда стремился говорить, что думаю. Я думал, что ты красивый, и говорил это, думал, что ты долбоеб, и говорил это, но иногда я не знал, что я думаю. И приходилось говорить что-то, что могло бы квалифицироваться как "ложь", но было ли это все ложью в ее традиционном понимании? Не знаю.
Тупой, тупой, тупой, я очень тупой, очень, очень, безумно тупой. Мне казалось, что эти игры во взаимное унижение в любой момент можно прекратить, но они стали слишком привычной частью нашей коммуникации. Всегда избегал "мы" в отношении, собственно, нас, говорил с тобой на вы, потому что это - защита, это - слабые попытки убедить себя, что я не привязан к тебе, не люблю, не люблю, не позволю себя ранить, не позволю занять важное место в моей жизни - господи, я давно еще понял, что привязан, что люблю, что позволил не просто ранить, а проникнуть под кожу, внушить мне чувство вины, какие-то дурацкие морали, позволил тебе занять не просто важное место, а место главное - то, которое раньше занимал К., но, о боже, как же ужасно было все это признавать.
Мне было так хуево от моей способности любить К., даже после сотен его манипуляций, после всего дерьма, что он мне сделал, после десятков истерик, тихих рыданий в подушку, даже после тех раз, когда мне было настолько больно, что я плакал прямо на улице. Я почти убедил себя, что я ничего не чувствую, что я такой же, как К. Внушил себе, что мой бог стоит на обзорной площадке над Уралом, возле сквера, и он - зеркало. Представляешь, насколько пустым должен быть человек, чтобы считать своим богом, своим высшим существом - зеркало, ебаное зеркало?
А потом появился ты. Первый одуванчик, выросший на еще не закатанном в асфальт клочке земли между какими-то старыми, серыми домами. И вся эта ебаная обзорная площадка осыпалась вниз вместе с зеркалом, весь этот сквер расползся огромными трещинами, и лавочки, и качели, и все-все-все провалилось под землю, а Урал вышел из берегов и снес весь квартал, не оставляя от этого святилища моего эгоцентризма ничего кроме руин, над которыми потом будут корпеть археологи-студенты на летних практиках. Я почему-то выплыл; пытался спасти зеркало, но не получилось, только поранился, испачкал одежду кровью. Когда выплыл, понял, что я безнадежно влюблен в тебя. И мне абсолютно нечего было тебе дать - все, что я имел, смыло потоком грязной воды.
Прости меня. Ты наверняка найдешь человека, который действительно сможет тебе помочь, или не найдешь, если тебе не нужно. Я не мог тебе помочь и должен был сказать это в самом начале, и уйти после этого - так сделал бы какой-нибудь умный и хороший мальчик, уважающий чувства других. А я слишком долго делал из себя глупого и плохого мальчика, которому плевать на всех, плевать на мораль, плевать на понятие чувств в целом - и не смог измениться за тот год или сколько, который провел в переписках с тобой. Спасибо, что ты был, что подарил мне много интересных вещей, которые можно смотреть и читать, о которых можно думать и по которым грустить. И вообще я надеюсь, что ты даже не увидишь этот пост, потому что ненавижу признавать свою слабость, но иногда приходится.